Никакого Енушевского не было, но и без него врачи хорошо играли свои роли. Когда я попытался обратиться к их чести и совести – «вы же Гиппократову клятву давали!» – вздрогнула только одна краАртур Золотаревскийвая женщина с семитской внешностью. Женщина сидела понурившись и грустно поглядывала на мужчину напротив – наедине они, вероятно, тоже говорили на эту тему. На похоронах Вигдоровой я попросил траурную повязку, чтобы встать в почетный караул. «А вы откуда будете?» – «Я ее издатель». Но не так-то это просто – положить тяжелобольного человека в больницу.
И только изредка замечал, что многие вокруг не ищут ничего, кроме спокойной жизни. На первом курсе арестовали поэта Фидельгольца. Вызывали его закадычных друзей Цисляка и Иванова, по их словам, они старались своими показаниями не повредить подследственному.
Даже в любимых шахматах я не желал мыслить, изучать и преодолевать, просто смаковал выигрыши и тяжко переживал поражения. Обеспокоенная всем этим мама пригласила ко мне профессора-психиатра Э. Профессор счел мою нервозность и слезливость возрастной, но предупредил, что в жизни мне следует воздерживаться от алкоголя. Как показали дальнейшие события, это был очень дельный совет. В конце войны в доме появилось «трофейное» пианино, но играл на нем лишь однажды и то задом (перепив) заведующий отделом искусств С.
На Прикарпатті жінка оформила “липову” інвалідність сину, аби він зміг втекти за кордон
Действительно, по сравнению со «Светом над землей» «Ниссо» настоящая классика. Черный с утра до ночи был занят делами блатняцкой общины – мастерил «уду», «пулял» ее, распускал носки для веревок, отдирал дранку от урн, сочинял «ксиву», стучал в стены и, сложив ладони рупором, трубно кричал. Через уборную Колька общался с «законниками», умудрялся получать курево и даже белый хлеб, маргарин, сахар. Вызвали «с вещами» и опять повезли куда-то на «воронке» – все в том же костюмчике, замерз ужасно. Привезли в какой-то Дворец культуры, сунули в бокс – ни есть, ни пить не дают…
Лег (в той же позе, как сидел, распрямиться не было места). Подняли и снова повели по коридорам. Молодой, но уже располневший человек курит «казбек». Как ни парадоксально, но в Москве, под носом у министерств, управлений и главков, еще можно сделать интересную работу, в провинции же это абсолютно исключено.
Сколько я ни умолял его сыграть еще раз, он отказался наотрез. Но почему должны выпустить меня, а не Салтыкова, который на десять лет меня младше – парнишка раздобыл где-то ржавую немецкую каску и примерил (у себя дома!), но кто-то увидел в окно… А Карл Ефремович Шнейдерман вручил в 24-м году Троцкому букет цветов от бакинских комсомольцев. Откуда ему было знать, что Троцкий в дальнейшем окажется шпионом – его и Киров в тот день обнимал, а машину по главной улице на руках пронесли… Рабочий Локтионов написал какое-то сумбурное письмо в ЦК – чудак, вроде меня… Оборванец-доходяга (забыл его фамилию) сидит за намеренье застрелить Берию из ППШ.
ПУТИН Владимир Владимирович
Щупали, заглядывали в рот, ковы-рялись между пальцами ног, распороли костюм, срезали пуговицы, забрали ремень, потом сказали заложить руки назад и опять повели по коридору – пришлось держать брюки, чтобы не упали. Открыли дверь, за дверью чуланчик, без окна, пустой. Втолкнули туда и захлопнули дверь.
Нэлеппом и, уезжая в Белоруссию, пригласил его на проводы. Во время войны число секретарей перевалило за двадцать, по количеству отделов, среди них был и Пысин, ныне высокая номенклатура, и Сычев, сейчас начальник Лечсанупракремля. Обл-здравотделом руководил Белецкий, позднее министр здравохранения РСФСР, но поскольку в те времена он в Бюро не входил (так же как и Пысин с Сычевым), то и в дом вхож не был. Изредка приглашались директор авиационного завода Солдатов и директор Мотовилихинского артилле-рийского завода герой соцтруда Абрам Исаевич Быховский (шахматный мастер – его сын).
Черепанов, был явно сумасшедший, он все время кричал, что повесится, не выдержав голода, хотя получал хороший паек. Вертухаи смея-лись, глядя на его жирные щеки, трясущиеся от возмущения. Обычно кто-нибудь из обитателей камеры не выдерживал его крика и, стукнув по затылку, заставлял замолчать, но вскоре он снова принимался скандалить. Однажды он нагло заявил, что выиграет у меня в шахматы. Во время партии он смотрел больше на меня, чем на доску, где дела его шли весьма неважно, и вдруг под его взглядом я совершенно автоматически передвинул какую-то фигуру, после чего он следующим же ходом сделал мне мат.
В Казани его держали в самом тяжелом отделении, с теми, кто поедал собственный кал и истреблял его рукописи. Стали делать искусственное питание, каждый раз скручивая, но опять-таки, замучить было не велено, и вот уже Александр Иосифович разгуливает как ни в чем не бывало по нашему дворику, поблескивая толстыми стеклами очков. Бывшая княгиня не покинула его, хлопочет об опеке, присылает деньги, приезжает. В «Правде» появилось выражение «антимарксистский культ личности», но сама личность не называлась, каждый мог понимать в меру своей догадливости (расшифровывать советскую печать мы уже насобачились не хуже членов ЦК). Маленков на сессии горячо возвеличивал «нашего отца» Ленина (после чего в народе пошел слух, что он родственник Ильичу), а Сталина только один раз мимоходом назвал великим.
Однако напомнили, что тюрьмы пока еще существуют. Директор базы вякнул что-то насчет тридцать седьмого года, но на него зашикали. Обвиняли Эрика лишь на основании его личных записей да моих писем.
Кичин вырос в Москве, в семье партийца, но отрочество и юность его пришлись на те годы, когда еще возможны были диспуты, дискуссии, литературные вечера. Виктор Давидович кончил физмат и начал преподавать. Она как будто не замечала, что творится вокруг, и продолжала интересоваться премье-рами и литературными новинками даже тогда, когда шли суды над бывшими властителями дум. В день приговора Бухарину, она заявила, что ей хочется на «Жирофле-Жирофля».
Мы опоздали, пришлось стоять, я взглянул на нее и вдруг подумал – как она состарилась, я и не заметил… Вернувшись, я хотел спеть «Таганку», но меня заглушили. Эда была недовольна моим поведением. Я потихоньку вышел в прихожую, оделся и удалился. Посидел полчасика у шоссе, где жил гениальный композитор, поймал такси и поехал домой.
Я поступил на филологический факультет, но преподаватели, кажется, не верили, что мне действительно нужны знания. Серьезно к своим обязанностям относилась только «немка» и лингвист и латинист Н. Обнорский (старший брат академика).
Правов со слезами рассказывал, как его, «незаконно» приехавшего в Москву, принял актер Иван Переверзев, когда-то у него снимавшийся. Правов не забыл добра и потом пригласил Переверзева в свой фильм по Мамину-Сибиряку «Во власти золота». Учитывая два года «отсутствия», мне теперь необходимо было вписать свою работу на студии в трудовую книжку, но сделать это удалось лишь с большим трудом и тоже «незаконно». У Миши Тритуза глаза были печальные, как у Юрского – извелся он из-за непогоды и простоев, однажды ему даже приснился Берия, который обещал поговорить с ним по-свойски. Месяц мы ждали погоды в Москве, где проживали и все штатные работники Свердловской киногруппы, а потом, в декабре, отправились догонять ее в Адлер.
Своего племянника он воспитывал в боевом духе и готовил к войне. После убийства оперативники обнаружили на квартирах Ваты и Иванова такое количество тротила, боеприпасов, оружия, что их хватило бы для уничтожения половины киевской братвы. В это время в криминальном мире закрепился термин «киллер». Его с энтузиазмом подхватила пресса, крепко запомнило общество, благо – поводов для использования появилось предостаточно. Раньше убийствами занимались члены бригады, с появлением у группировок крупных денег эту функцию делегировали узким специалистам – убийцам за деньги, профессиональным “чистильщикам”. Появились группы, специализировавшиеся исключительно на убийствах.
- На воле предложили солдатскую пенсию – двадцать три рубля.
- Случалось, что в подпитии я принимался что-то доказывать, объяснять им, они слушали и улыбались.
- Мы изучали винтовку, «Максим», ППШ, хотя это мало кому помогло, в том числе и самому комиссару…
- Ольга Васильева – полномочный представитель президента РФ в Дальневосточном федеральном округе.
Даже сейчас положение актера зависит от его биографии (очень понравилось недавно начальству, что Ленина будет играть Ульянов чего уж надежней…), а в те годы и вовсе не было никакой защиты от произвола. Не режиссер решал, кому кого играть, а обком, тем более, если речь шла о роли Ленина. Потому-то в провинции выживали только самые всеядные и настырные актеры и самые бессовестные и конъюнктурные режиссеры.
Гительман, ныне директор Пермской драмы, да еще кошка ходила иногда по клавишам, и я одним пальцем пытался подобрать песенку герцога «Сердце красавицы». Моя бабушка осталась сторожить московскую квартиру и жила с нами лишь в годы войны, а на Урал взяли Марию Андреевну – мамину мать. При доме пионеров открылся кружок художественного слова. Узнав, что им будет руководить Русинов, пошел туда и я – вместе с бойкими пионерскими исполнителями «паспартины» – и потянул за собой отличника из нашего класса Павлика Седых.
